"Кто знает, каких чудовищ плодит сон разума…"
К. Кастанеда
Я опять не сплю по ночам… То есть не то, чтобы совсем не сплю, только ложусь, когда глаза сами закрываются и терпеть больше нет возможности… Что-то идёт… Хоро-шее? Плохое? Но снова какие-то перемены…
"У тебя душа чёрная…" А я четырнадцать лет думал, что её у меня вообще нет. Умерла ещё в 87-ом.
Красиво, наверное, заходил самолёт на посадку. Со стороны. А там, внутри, в душ-ном промасленном трюме, рядом с застропалённым танком, только что от души пробле-вавшись от стакана нагретого спирта… За бортом 56. С плюсом. "Экипажи по машинам!" Новенькая 64-ка. Ещё без боекомплекта. Марш 140 км.
Не знаю, почему Суворову так не понравился Т-64. По-моему превосходная маши-на. Тогда, конечно, было не до красот загадочного края, где, как известно детям гулять не рекомендуется. Четвёртый в колонне. Пыль столбом. По походному, с открытым люком, командиром на броне, с застопоренной пушкой, на морде респиратор. "К бою!"… Про-верка? Куда-то повернули, солнце через прицел. Чёрная точка… Две, три… "Крокодилы" пришли от солнца… Укрыться… В пустыне? Танк дёрнулся. Перед носом столб пыли. Вправо! Воронка? Они что, боевыми? Справа что-то грохнуло. Так медленно отделяется башня от танка… Действительно - огненный цветок… Господи, там же… Мы с ним с од-ной учебки. А я? Что там бабушка про воронки говорила? Через секунду уже на песке. В позе зародыша. Что-то тяжелое по спине, голове. Осколки? Под трибунал… Кого? Что уже всё кончено? Глаза почему-то бегают и штаны почему-то тесные… сзади…
Не отправили в Союз. Комбриг почему-то пожалел. На неделю в комендантский взвод. Там вылечат. У всех слышавших это глаза как два рубля железных. Советских.
Шатёр комендантского взвода на отшибе. Туда никто по своей воле не идёт. Туда ссылают. Рядом две ямы. Одна выгребная - дважды в день комендачи со всех сортиров дерьмо сгребают. И вторая яма. Часовой. Норма спирта - 200 грамм в день на рыло. На самом деле никто не считает. Утром проснулся - суют кружку - пей! Ещё, вот кабачок маринованный. Пошли. Автомат возьми, дубина!
Их вытаскивали из второй ямы по одному. Чёрные лоснящиеся тела, помутневшие белки, розовые десны. Они что-то лопотали. Так, интересно, только почему мои товарищи не смотрят им в лицо? Вон та девка очень даже ничего. Небольшая грудь, худенькая, как раз в моём вкусе. Пошли. Далеко? На говнище. Прибежал пьяный прапор. Рядом со мной какой-то сержант. На очередь поставь, так легче сначала… Не хотел верить… Тогда же вечером, после лютого приступа, вместе с желчью ушла душа… Осталось тело и вечно пьяный интерес. Туда ведь не даром отбирали студентов-гуманитариев. Чтобы не свихну-лись от однообразия и пьянки, и наркотиков… При отсутствии души страсть к познанию и полная безнаказанность. Просто привязать к пушке и выстрелить болванкой неинтересно. Нет. Пушка стреляет в упор в голову. Голова расколется или отлетит? Интересное место голова. А если к гусенице притянуть? Расколется? А если на песке? Спорим? На цинк па-тронов трассеров? А если компенсатор в голову вставить? Можно из затылка голову пулю выпустить? Не, из груди ушла… Вот ведь мудрёные пули пошли - со смещённым центром тяжести… А если под другим углом? Тащи следующего…
Как я радовался, что стал мужчиной! Настоящим, без нервов и сантиментов! И вспарывание живота беременной женщины имело лишь академический интерес… А дей-ствительно, многие ли видели человеческий плод?
"Отольются кошке мышкины слезки…" Это один подозреваемый сказал… Да, был грех, невинно, как потом выяснилось, оприходованный. На 12 лет. Сгинул где-то. Он то-гда весь стандартный набор выдержал. В отказе. Ах ты, сука! Ночью долго читал ДСП-шный труд "Освенцим в глазах СС". Утром попробовал. Всё гениальное просто. Прово-лочка и карандаш. Когда боль идёт по нарастающей и до бесконечности… В общем - чис-тосердечное признание… Но: "Отольются…"
"Это не ты! Мой внук не такой!". Бабушка прожила ещё неделю после своего 90-летия. Может пожила бы ещё. Я привёл её из церкви, а в подъезде мужик мочился. Пья-ный, через губу не переплюнет. Что он сказал, уже не помню. Бабушке плохо стало, вы-звали скорую. Меня видеть отказалась…
А сон здоровый. Спал как младенец. Ещё на централе, во время следствия, на спор засыпал. В любой момент. Голова подушки коснулась, на счёт 10 - всё.
Думал так и проживу, без страха и упрёка. Как приговор услышал, так и на свою жизнь стало также насрать, как и на все остальные. Вдруг! Мне казалось, что я смотрю в зеркало! Это же я! Только ещё до армии! Ещё в Деда Мороза поверить могу! Только глаза оловянные и пустые… На каждый шорох вздрагивает… Зона!
Сон пропал. Глаза закрою… Днём ещё ничего… А по ночам приходят… И оказа-лось - не хочу! Не хочу, чтобы затоптали, загоняли, зашпыняли… Какое-то отцовство, ма-теринство, братство… Он - это я!
Сколько раз за него вписывался… "Ну ты, того, объясни ему, что не в детском са-ду, в натуре… Не надоело платить? Пусть сам выкручивается!" А сам не сплю и ему не даю. Часов до 4-х. Чифир - разговор, чифир - разговор… И другие его за своего призна-ли…
Я простил ему предательство. Он предал не за деньги. Он просто струсил.
В ШИЗО спал снова как убитый. Злой был, рвать хотелось. Потом отчаяние при-шло… Удавиться не получилось - не хватает воздуха, руки сами петлю растягивают… Но, оказывается меня любят… За что?!? Чем заслужил?
Я опять не сплю по ночам… Что-то будет…
